Мегуми растерян. Все, что он долгое время считал незыблемым, вдруг осыпалось трухой к его ногам: собирай, не собирай, а все равно не восстановишь. Можно лишь попробовать вылепить что-то похожее из остатков. Заточенный Годжо; чудом пришедшая в сознание, но не вернувшаяся в строй Кугисаки; оставшийся без руки Инумаки; чуть не погибшая при взрыве Маки; рухнувший под чувством вины за чужие преступления Итадори; втянутая в войну Цумики; умершие, умершие, умершие - ложатся на плечи Фушигуро гранитной плитой, мешают спать и дышать, вопреки здравому пониманию необходимости восстановить силы как можно скорее. И поверх этого, как вишенка на торте, удаляющийся силуэт и незаданный вопрос.

Тоджи.

Имя, произнесенное с неверием и почти леденящим ужасом. Взгляд острый, хищный, не выражающий ничего, кроме обыденной, почти ленивой жажды крови. Выразительная линия рта, сбоку перечеркнутая шрамом. Поступь решительная. Воля мертвого, сломившая дух живого. Узнавание...

Тоджи.

Мегуми его не знает, точно никогда не видел, но его не покидает стойкое ощущение чего-то... знакомого. Как забытое слово, крутящееся на языке, как дежавю. Спросить бы, да не у кого. Остается только сжать кулаки и сфокусироваться на задачах более важных. Какая ему разница, куда делось одержимое тело? Рано или поздно его резервы иссякнут, и все вернется на свои места. Учитывая, сколько сил должен жрать такой дух, сосуд не выдержит очень скоро.

Фушигуро это не касается. У него, черт их дери, полно других, более важных забот.

Но сфокусироваться на них полностью оказывается непросто: каждый день, каждую гребанную минуту парень ощущает легкое натяжение в груди, как будто через клетку ребер продели нить и время от времени дергают за другой конец; иногда это перерастает в нехватку чего-то неопределенного. Можно было бы списать это на тоску, если бы речь шла о ком-то другом: Мегуми запрещает себе подобное, сосредотачивается на деле, а не на соплях, потому что, пока спасение близких возможно, он должен думать именно о нем. И он думает. И надрывает жилы, и тянет свою гранитную плиту, и у него совершенно не остается времени на слабость и печаль. Но ощущение внутренней бреши не покидает его так же, как и смутного чужого присутствия. Очень отдаленно это похоже на то, когда шикигами долго находятся вдалеке, но их Фушигуро всегда может определить и вернуть. Сейчас же возвращать некого. В какой-то момент это почти смахивает на паранойю и сильно бесит.

И тогда Мегуми сам обхватывает связующую нить и дергает на себя: посмотреть, что же явится. Сначала не происходит ничего, да и потом тоже. А затем приходит он. Совершенно неожиданно, когда подросток успевает запихать собственные чувства в долгий ящик и просто живет с тем, что есть. Все, что ему требуется, это иногда бывать в тишине, дабы приводить мысли в порядок. И никого не видеть.

Тоджи почти такой, каким и запомнился: те же брюки и свитер, изуродованное проклятое оружие, пронизывающий взгляд. Только на сей раз не жаждой убийства, а любопытством, но по-прежнему хищным. Оно мелькает лишь на мгновение и тает, оставляя на зеленых радужках неживое спокойствие. Под этими глазами Мегуми хочется ощериться, а еще - не отводить взгляд и разорвать зрительный контакт одновременно. Первое перевешивает, тревога и вспыхнувшая злость быстро утихают, уступая место штилю - и все внутри чародея застывает в ожидании шторма. Хрупкое состояние, Фушигуро такие не терпеть не может.

Замечание на свой внешний вид чародей игнорирует, но чужие слова работают отрезвляюще. Он затем отмирает, сбрасывая с себя морок, и привычно подбирается в боевой готовности. Остаток стены, на котором Мегуми сидел ранее, для потенциального укрытия совсем не годится, но это и неважно - у него есть пара новых фокусов в рукаве, пусть и не отточенных до конца.

- Что ты здесь делаешь? - отвечает вопросом на вопрос. Потому что какая разница, куда? С какой стати он вообще должен отвечать? Фушигуро снова чувствует то странное, незнакомое. То, от чего тянет шумно сглотнуть, что заставляет дышать через раз.

Как он мог так бездарно проморгать кого-то поблизости? Поздно сетовать, остается лишь быть готовым ко всему. Мегуми хмурится, не доверяя расслабленной позе незваного гостя ни секунды.

- И кто ты такой?

Отредактировано Fushiguro Megumi (2022-01-15 01:42:40)

Он выглядит совсем как живой. Куда живее и человечнее, чем в прошлую встречу, но все еще такой же чуждый. Мегуми цепляется взглядом за его улыбку, за смятение, слушает негромкий, но уверенный голос, и в нем вдруг поднимается немыслимой силы отторжение - до мурашек вдоль позвоночника, до окаменевшей спины и вставших дыбом волос на загривке. До леденящего, пугающего...

Нет, Фушигуро уверен, что нападать на него не станут, во всяком случае, точно не сейчас, но непроизвольно зародившийся страх ширится в нем вовсе не из-за возможной атаки. То липкое и скручивающее внутренности в тугой узел вызвано...

Тоджи.

...пониманием. Принимать которое совсем не хочется. В этом протесте - детское упрямство и нежелание сталкиваться с чем-то, от чего очень долгое время получалось прятаться, поживая себе спокойно. Но одержимый называет имя, и этого хватает, чтобы убежище пошатнулось.

Ведь Мегуми уже догадался, уже знает ответ, как бы ему ни хотелось обратного.

У него все внутри холодеет, а сердце принимается отколачивать быстрый ритм где-то поперек горла почти наразрыв, когда мужчина опускает ладонь на уровень колена и говорит:

- Ты был таким, - пришибая словами вернее ударов. Уж лучше бы бил, лучше бы снова стремился прикончить, чем это.Что делать с кулаками, парень хотя бы знает. Со словами куда труднее.

С такого расстояния глаза одержимого кажутся ярче.

Больно под ребрами становится настолько, что не вдохнуть. Фушигуро снова сглатывает, но рот его сух; шумный выдох сам вырывается через приоткрытые губы - взять себя под контроль и привычно схлопнуться за скорлупой равнодушия не получается. Даже подумать об этом толком не выходит, потому что в голове набатом грохочет лишь потерянное: "Нет".

Нет.

Это слово застревает на вдохе, оседает на языке противным песком и въедается, въедается, въедается, чтобы остаться непроизнесенным. Такое отчаянное, безнадежное слово, на котором держатся остатки привычного уклада вещей. Мегуми ведь все это время не сомневался, что его отец жив. Что просто мудак и бросил, дабы жить припеваючи без спиногрыза в прицепе - верить в такую реальность легко. Гораздо легче, чем в какую-либо еще, ведь условия максимально способствуют образованию безразличия, щедро удобренного злостью. С ними Мегуми мог сосуществовать, поэтому запретил Годжо закончить рассказ. Поэтому не спрашивал никогда и тему отца с ним не затрагивал: продал и продал, ушел и ушел - не имеет значения.

Мальчик, не боящийся боли, проклятий и смерти, оказался совершенно беззащитен перед вещами более обыденными. Потому что существует разница, когда не нужен потому, что бросили, и когда попросту некому нуждаться.

Небрежно-снисходительная насмешка в чужих глазах и голосе бьет, как хлыст. Что-то тонкое и звенящее от натуги не выдерживает, разрываясь.

- Да ты, блять, издеваешься, - хрипит Мегуми не своим голосом. И вот она, вот, привычная злость, за которую можно ухватиться, вернув привычную почву под ногами. Она растапливает холод под ребрами, разгоняя по венам кровь, пронизывает голос рычащими нотками. Как с этим работать, ему хорошо известно.

Фушигуро делает шаг, делает второй - Тоджи крупнее и выше, и теперь приходится задирать подбородок, чтобы скалиться, глядя ему в лицо. Говорить не хочется. Хочется просто врезать от всей души по этой роже, а потом еще и еще, пока не превратится в месиво. Но он не бьет.

- Плевать мне, что ты там не любишь, - рычит чародей. Не знает только, для кого именно. - Зачем пришел?!

Отредактировано Fushiguro Megumi (2021-12-23 13:23:34)

- Я не привязывал, - возражает Мегуми хмуро. Он не привязывал! Осознанно - точно нет. Мегуми Тоджи не узнал, Мегуми своего отца не помнит, потому что тот бросил его еще малышом. Даже не попрощался, просто перестал возвращаться домой, оставив всю ответственность на плечи второй жены. Вот это Мегуми, хоть и был тогда очень мал, хорошенько закрепил в голове. И напоминал себе, когда смотрел на свободное место за столом или наблюдал за нормальными семьями: как отцы учат своих детей кататься на велосипеде, мастерят воздушных змеев или сажают себе на плечи, позволяя посмотреть на мир свысока. У Фушигуро ничего этого не было. Только злость и фантомный металлический запах, возникающий в носу. И кошмары.

Он не привязывал Тоджи к себе. Он его даже не помнит и отцом не считает. Потому что воспитывал Мегуми совсем другой человек: растяпа, который порой бывает беспомощнее ребенка, и впору спрашивать, кто еще кого усыновил; дурак и балагур, который оставался рядом даже после самых отвратительных поступков Фушигуро, даже после откровенных провокаций и упреков. Это он научил Мегуми кататься на велосипеде, это с ним они посеяли в воздухе кучу змеев, потому что сами они летят красивее, чем оставаясь на привязи. И это он показал Мегуми мир свысока - поднявшись вместе в самое небо. Потому что Сатору Годжо любит выпендриваться и иначе не может. А Мегуми не может представить для себя отца лучше, чем он.

Зачем ему привязывать Тоджи? Он ведь его даже не помнит.

Но почему-то смутно припоминает тяжесть большой ладони на голове - спокойное и почти небрежное касание. Та рука не лохматила волосы, только слегка поглаживала, как будто просто хотела сообщить о присутствии. Его присутствии. Годжо, в контраст этому, постоянно пытается залезть пятерней в самые волосы и навести там еще больший шухер, чем они наводят в себе сами. Фушигуро под руку обычно категорически не идет - так принято детей трепать, а он уже давно не ребенок и не хочет, чтобы кому-то казалось иначе, и никакое покровительство ему не нужно. Это дурында Цумики вечно ко всем ластится, как котенок.

Мегуми не дается Сатору, не дается и Тоджи, отодвигая его руку, но с места не двигаясь: мол, я не собираюсь тебе уступать; не собираюсь прятаться. И он не нарушит эту клятву ни за что. Но за ребрами ноет и тянет, бьется заполошно. Острое, ядовитое дежавю заставляет скривить губы.

- Да? - Фушигуро на это не купится. Ни на внимательный взгляд, ни на вкрадчивый голос, ни на эту проклятую руку, после которой кода на загривке до сих пор горит. - Десять лет назад не хотел, а теперь вдруг прозрел в светлых чувствах?

Херня это все. Мегуми, может, и ощущал себя брошенным когда-то давно, но не настолько, чтобы теперь растаять от душещипательного признания покойника. Наговорить можно что угодно, а вот действия все равно покажут правду. Перед парнем стоит человек, которому было плевать даже, какого пола родится его ребенок; который бросил его, когда был нужнее воздуха.

Который... умер. И это - деталь, выбивающаяся из привычной для Фушигуро картины. Как и то, что Тоджи оказался не обычным человеком. Точнее, слишком необычным для обычного. И он временно жив, а также пришел к Мегуми, потому что хочет побыть таковым подольше. Потому что Мегуми привязал его к себе.

Шаман до сих пор не уверен, каким образом сработало родство, но одно знает точно: раз якорь на нем, цепь надо перевязать. Чтобы избежать повторения устроенной Тоджи резни.

- Ты просто хочешь пожить, - говорит парень спокойно и смотрит в глаза человека, который когда-то дал ему жизнь. - А мне пригодится твоя сила.

Душой кривить он не любит, даже когда приходится признавать неприятные для себя вещи. Просить о помощи Тоджи совсем не хочется, но разве остается выбор? Нужно вытащить Годжо, защитить Цумики, остановить Гето, спасти тех, кто участником всей этой заварушки стать не заслужил, но не спасся. Шаманов мало, а проклятий много, и помимо них врагов хватает. Даже если бы Мегуми точно знал, что делать, одному ему не справиться.

- Поэтому я дам то, что тебе нужно. Но и ты кое-что мне пообещаешь.

Мегуми не нравится, как Тоджи возвышается над ним. Он не чувствует угрозы, но ощущает нечто другое, превосходящее и какое-то окружающее. От этого хочется немедленно отступить, чтобы не позволить зажать себя в клещи, однако парень упрямо не двигается с места.

Тоджи говорит за него. Пускай, об условиях в такой ситуации не догадаться трудно, но, тем не менее, чужая насмешка режет по нервам. Словно Мегуми - ребенок, у которого идут на поводу из собственной прихоти, потому что в конечном итоге они придут к решению взрослого. Лишний камень к груде других у Фушигуро за шиворотом: ему итак приходится плыть по бурному течению, тратя силы на попытки ухватиться за булыжник, а не разбиться об него. Оказавшись в этом безумном потоке он ничего не смог изменить: опоздал на помощь к учителю, подверг смертельной опасности множество людей, едва не потерял друзей - все слилось в одну кровавую мешанину. И из нее теперь предстоит выбираться. Как именно - Мегуми понятия не имеет. Но ему совершенно точно не нужен дополнительный нервяк в виде воскресшего папаши.

- Верно. Будешь делать, как скажу, - это не кивок, не согласие. Это холодный, ровный приказ, Фушигуро за слова Тоджи не цепляется, не пропускает его насмешку в себя. - Скажу прятаться, будешь прятаться. Скажу убить, убьешь. Скажу не трогать, и пальцем никого не тронешь. А я взамен не дам тебе потерять контроль и отвязаться от сосуда, пока тот способен тебя выдерживать.

Ему плевать на ублюдка, о теле которого они говорят. Если от его души еще что-то осталось, едва ли это можно будет назвать чем-то вменяемым. А если нет, то еще легче. Пусть хоть в труху весь рассыплется, когда Тоджи отслужит свое. Без разницы. Абсолютно. Фушигуро - не Юджи, который будет горевать по каждой смерти и мучиться чувством вины. На сожаления времени не было и раньше, а теперь и подавно.

Протянув ладонь вперед, Мегуми не отводит взгляда от глаз мужчины, задевая пальцами запылившийся светлый свитер. Кисть расслаблена, вопреки серьезному тону голоса, но не стоит сомневаться, что ее хватка все равно окажется крепкой.

- Это будет пакт, - сообщает парень. Верить Тоджи на слово он не собирается. Не тому, кто совсем недавно не помнил себя от первобытной ярости. - Если кто-то из нас его нарушит, то незамедлительно понесет наказание. Чем серьезнее ослушание, тем страшнее последует откат.

Каждый чародей знает, как заключаются сделки, но Тоджи - не чародей. Есть вероятность, что в курсе, но проговорить вслух все равно не помешает. Не хочется, правда, совсем. Мегуми сюда пришел, чтобы побыть одному и привести мысли в порядок, а этот придурок такой возможности его лишил: беги дальше, решай, трепыхайся, пытайся ухватиться мокрыми руками за скользкий валун. Ничего, он ухватится. И выберется на берег.

Потому что там его ждут несколько очень важных дел.

Отредактировано Fushiguro Megumi (2021-12-30 15:52:37)

Рукопожатие замыкает договоренность, от чего Мегуми почти позволяет себе облегченный выдох. Наверное, что-то похожее испытываешь, когда застегиваешь ошейник на злой собаке, которая по случайности умудрилась сбежать, но все-таки соизволила подойти, не успев причинить никому вреда. Или все-таки успев? Так или иначе, это совершенно не то, что должен чувствовать сын по отношению к своему отцу.

Но когда это Мегуми был примерным сыном, а Тоджи - хотя бы мало-мальски годным отцом?

Руки размыкаются. Все возвращается на привычные места, только маг почему-то все еще не торопится отступить. От Фушигуро-старшего несет пылью, потом и старой кровью - ему бы помыться и привести себя в порядок, чтобы не выдавать присутствие одной лишь вонью. Мысли успешно меняют направление в сторону решения первостепенных задач: несмотря на то, что Тоджи мудак и едва ли способен чувствовать весь спектр человеческих потребностей в чужом теле или делать это корректно, им обоим теперь необходимо об этой туше заботиться.

Они оказываются солидарны.

- А что, сам пожрать не в состоянии? - агрессии нет, только отбитая насмешка, которую тоже не хочется спускать с рук. Когда-то Мегуми и с Годжо так цеплялся, выступая, правда, чаще провокатором, нежели объектом подначек. Тоджи его задевает лениво, как будто просто развлекается, но почему-то нет сомнений в том, что игнор не сделает легче. Или же всему причина - непреодолимое желание ответно оскалить пасть просто потому что.

После разгула проклятий и всего вытекающего, людей в срочном порядке эвакуировали из пострадавшей области. Сначала списывали на теракт, потом - вскрыли правду, не сумев сдержать хлынувший поток информации от выживших. Новости о существовании проклятий получили беспрецедентный резонанс в сети. В Сибуе же теперь - настоящий постапокалипсис, к которому и сам Мегуми, так или иначе, приложил руку. Сибуя теперь кишмя кишит проклятиями, а кроме них здесь лишь скрывающиеся от охоты шаманы и, может быть, остатки самых отбитых мародеров да тех несчастных, что не успели эвакуироваться, а теперь боятся высунуть нос. Картина маслом: заходи куда хочешь, бери что нравится.

Фушигуро не может привести Тоджи в их штаб-квартиру, поэтому они просто найдут ему место, где он сможет быть, пока не станет ясно, куда и когда двигаться дальше.

- Я не собираюсь следить за каждым твоим шагом, - губы недовольно кривятся, парень ведет плечом, желая убрать от себя оружие. Ему вообще не очень нравятся постоянные посягательства на личное пространство, не нравится взгляд, с которым смотрит на него отец, не нравится эта его чертова расслабленность и вальяжность. Мегуми делает шаг назад и стремительно отворачивается, направляясь прочь. - Пойдем, поищем что-нибудь подходящее.

И он имеет в виду все разом: стоянку, еду, новую одежду, оружие. Свое Фушигуро отдать не может и не хочет, а другого у него нет.

- С арсеналом дела херово, - сообщает маг, не оборачиваясь, - но, думаю, я смогу создать кое-что, когда найдем подходящее. Не особый уровень, но лучше, чем это.

Мегуми никогда раньше подобным не занимался, но суть процесса ему известна (где-то вычитал, где-то расспросил учителя, где-то узнал от Маки), так что хоть что-нибудь выйти из затеи должно. Сгодится, пока не решат, как пополнить вооружение чем-то поувесистее результатов очумелых ручек студента-импровизатора. Он уже давно не спрашивает, за какие проступки ему все это дерьмо, так как хорошо усвоил главный урок: если вокруг какая-то срань, не сетуй, а просто бери лопату и прокапывай себе дорогу.

Сейчас Фушигуро разберется с Тоджи, а потом отправится на поиски Юджи. Довольно играть в прятки.

- Неподалеку должен быть охотничий магазин. Сомневаюсь, что оттуда уже все выгребли, станция слишком близко.

Слишком пугает даже тех, кто не был под землей в тот день.

Мегуми напряжен. И пусть, с того момента, как он очнулся после ритуала призвания генерала, это его неизменное состояние, сейчас настала та самая степень, когда Фушигуро и сам ощущает, как натянут. Того гляди лопнет не выдержавшей давления стрункой. Тоджи тихо ступает позади, вызывая совершенно противоречивые чувства: от одного лишь присутствия волосы на загривке встают дыбом, но в то же время никакой угрозы в адрес чародея не исходит. Мегуми не может ни довериться, ни сомневаться; этот человек, а точнее сказать, покойник не попадает ни в категорию врагов, ни в категорию друзей или хотя бы временных союзников. Тоджи - это Тоджи. Он выбивает себе отдельную нишу с той же легкостью, с какой превращал мощнейшее оружие в острую деревяшку, и вольготно устраивается там, растягивая губы в змеиной усмешке.

И вдруг берет Мегуми за плечо, привлекая внимание.

Проследив указанное направление, парень хмурится, присматриваясь. Нет, этот человек ему не знаком, а меч у него и правда неплохой. На мгновение Фушигуро задумывается, насколько погано будет оставить чувака без оружия в, по сути, клоаке проклятий, но быстро отметает эту мысль: самых сильных тварей они уже сами погоняли по всей Сибуе, а с мелкими справиться может любой чародей, которого уже допустили к работе в поле. Или который явился в такое место сам. Будь он слабым или умным, то уже делал бы ноги отсюда, но вместо этого парень пытается медитировать над тележкой. Идиотов Мегуми не одобряет, а слабых жалеть не привычен и подавно, так что ему не жаль. Им катана пригодится гораздо больше и сослужит хорошую службу для всего сообщества или даже мира вообще - именно в руках Тоджи.

Если Фушигуро имел гарантию, что где-то поблизости они смогут обнаружить качественный меч, он бы посомневался, но при нынешнем раскладе у него попросту нет на это ни времени, ни желания, ни, честно говоря, сил. У Мегуми хватает людей, о которых ему стоит думать сейчас.

И которым он уже не смог помочь, когда был нужен больше всего.

- Не перегибай, - кивает скупо, бросая взгляд на Тоджи. У него даже черты лица заострились, а тело того гляди спружинит в сторону цели само по себе, настолько оно напряжено и готово к атаке. В глаза Мегуми предпочитает сейчас не смотреть. Еще он думает, что если остатки «облака» переживут эту потасовку, их стоит оставить парню. Так будет справедливо. Ну, насколько вообще может быть справедлива ситуация, в которую им случилось угодить. Но пока Фушигуро ограничивается лишь легким кивком, призывая к действиям.

Сам уходит в другую от Тоджи сторону, но движется в том же направлении. Собирается разобраться со всем быстро, желательно до того, как в процесс успеет подключиться одержимый. Почему тогда просто не приказал ему стоять на месте? Ответ, на первый взгляд, достаточно очевиден, но недостаточно его исчерпывает.

Фушигуро подкрадывается ровно на ту дистанцию, которая необходима для перемещения в тени - новым трюком овладел не так давно и ему еще предстоит потрудиться над совершенствованием, но простой в своей сути принцип достаточно отработан. Мегуми уже собирается совершить переход, когда взгляд цепляется на некоторую цикличность и натянутость в движениях фигуры. Чародей не торопится ни отойти от еды, ни забрать ее. Просто стоит и сомневается. Слишком долго. Чужая голова вдруг неестественно покачивается, словно пытается повернуться через силу.

Дерьмо.

Тоджи исчез из поля зрения, будто и не было его никогда.

Отскакивает прочь Мегуми быстрее, чем осознает опасность. Это спасает его от удара со спины, но вынуждает влететь на территорию универсама через разбитую пасть витрины, тем самым приводя в движение стоящую у тележки фигуру. Та, словно встрепенувшись от сна, легко и стремительно обнажает меч уже в рывке к противнику. Шикигами мгновенно реагируют на призыв, окутав его кроличьей волной, пока Фушигуро вновь уходит в сторону, предупредив новую атаку с тыла. Но ее так и не следует. Ее как будто и не было - если бы не рытвины, оставшиеся в асфальте на месте первого удара.

Тоджи переключает на себя внимание проклятия почти моментально, не позволяя теперь даже успеть подумать о другом. Этот яростный напор, выверенные движения, разрушающая мощь - впечатляют еще больше, когда не приходится пытаться от них спастись. И на такое способен обычный человек? Семи пядей во лбу не надо, чтобы понять простую вещь: в битве с ним Мегуми тогда бы не выжил. Даже Махорагу вызвать бы не успел. Впрочем, сейчас не до любования и размышлений.

В отличие от отца, заклинатель противника видит отчетливо и замечает больше. Например, что тело одержимого уже не просто находится под контролем проклятья, а уже переработано им под наиболее удобное пользование. Однако зерно его силы находится не в теле. Сверху - лишь бутон, а значит, должен быть и корень. Как и другие побеги, притаившиеся вокруг. Мегуми чувствует проклятую энергию вокруг, чувствует колебания ее концентрации. И все, что возможно, устремляется сейчас к Тоджи. И когда бутон вновь раскрывается, чародей не медлит: призванные лягушки крепко обвивают щупальца языками, не позволяя атаковать и спрятаться, но открывая Фушигуро-старшему идеальный момент для удара. Кон бросается на щупальца, устремившиеся из универмага, чтобы те не добрались до цели. Сам же Мегуми занят другим - уходя от ударов, рубит потянувшееся к нему проклятие мечом и выскакивает через окно. Меч стремительно отправляется в тень, пальцы складываются в новую фигуру.

- Бансё!

Поток воды, направленный внутрь, быстро наполняет зал, пропитывает стены, и следом звучит новое, рычащее, уверенное.

- Нуэ! - и пущенный разряд электричества заставляет все искрить, а еще взвыть от боли, покинуть убежище и пространство, которое проклятие использовало как тело и пристанище одновременно. Фушигуро чувствует, что держать лягушкам уже нечего - Тоджи пользуется предоставленной возможностью молниеносно, а значит, этих шикигами можно отозвать, точно как и слона.

Напуганное и разъяренное проклятие, выскочившее из-под пола, похоже на склизкое растение в бугристой пористой, словно в ямах от огромных вычищенных угрей, шкуре, впалыми глазами и круглым ртом, в несколько рядов клацающим острыми пиками зубов. Оно вопит, распуская целый веер уже видимых щупалец, и прыгает в сторону мага, где его услужливо встречает Кон. И Тоджи. И Мегуми, снова сжимающий рукоять меча.

Бой заканчивается быстро, а обед определенно приходится псу по вкусу. Поглощая проклятие, тот довольно урчит и повиливает хвостом, пока чародей переключает внимание на одержимого: вооружившись катаной, он тоже выглядит довольно, а еще скалится как будто голодно, как будто хочет еще, но не позволяет этому желанию взять над собой верх.

- Порядок? - спрашивает Мегуми. Не потому, что сомневается, а потому что чужой голос и потребность ответить помогут лучше ухватиться за настоящее. Подросток прислушивается к себе, оценивает, как состояние Тоджи отзывается в нем самом. Тихо. Ничего тревожного.

Это не может не радовать.