презрительно поджимает губы в ответ на палочку в дрожащих руках. люпин начинает рыть себе яму. так копай глубже, засыпься с головой. уже готов защищаться, но не заклинание слетает с губ ремуса. что он бормочет? не знает, что делать? регулус и сам пока до конца не знает. зато ему есть, что сказать. не успевает. отчаянно перебирает запачканными ботинками, не дотягивается до тычка острым локтём под рёбра. по взгляду напротив понимает – сейчас будут бить, возможно даже ногами. и всё таки встречает удар горьким удивлением. действительно меняется в лице. скользит по обожжённой щеке холодной ладонью. как будто не может поверить. он и не может. больше боли приносит не удар, а эта сгорбившаяся на полу причина. сириус готов врезать из-за дружка, едва не ставшего палачом брату. что-то ощутимо сжимается внутри, неприятно и колко.
они отдаляются друг от друга с каждой стычкой. если отщипывать от пергамента и кидать в топку, рано или поздно не останется ничего. по кусочку, так исчезает прежний сириус из его жизни. вместо дружеской возни реальное рукоприкладство. вместо оживлённой болтовни обмен колкостями. микроскопические попытки преодолеть пропасть теряются под натиском её роста. последние два года регулус в основном подливает масла в огонь такого роскошного общения. втягивает дым угрюмого отчаяния и вязкой тоски по былому. не виноват. не он это начал.
— нормально поговорить... прошу прощения, мистер блэк, — каждое слово как брошенный камень. рикошетом от стен в надежде попасть. — где мои манеры. грешу на твою память, а сам забыл, что нормальные разговоры начинаются с мордобоя.
пускать кулаки в ход – слишком мелко для его широкой натуры. отсюда регулус не умеет прилично драться, прилично бить. сейчас не тот случай. возможно пожалеет. и точно пожалеет, если не сделает. вслед за словами летит ответная пощёчина. не такая мощная, но тоже звонкая, в унисон с клокочущей обидой. око за око, брат. шаг, шаг, ещё шаг назад, со вскинутой палочкой. ищет удивления в лице с размазанными следами его пальцев.
нет, он не успокоился. в полной мере ощущает исходящую от сириуса угрозу. пространство буквально заполнено ею. холодом по спине от затылка. белым шумом в голове. такая плотная, кажется, её саму можно потрогать. это толща ледяной воды. тяжёлая. давит. и такая же тёмная. наверное он слегка нездоров, если может разичить её цвет. но болен недостаточно, чтобы почувствовать вкус. он не успокоился. будет стыдно? да. честь пострадает? да. будет в очередной раз уязвлена гордость? да. но не успокоится, пока не узнает, как далеко сириус готов зайти. поэтому не сбавляет безобразного цинизма, сквозит наглостью.
— вот, вернул. а больше я тебе ничего не должен. ты не мою шкуру спасал, — не выпускает рвущегося "тебе на меня плевать". — ты спасал его шкуру, с него и спрашивай. эй, ремус! ремус, ты слышишь? выпиши десять очков гриффиндору за смекалку. и сними пятнадцать за необоснованное насилие. я ровным счётом ничего не сделал, а уже отхватил лишь за то, что вам правда глаза колет.
знает, с кем нужно говорить, чтобы у сириуса ёкнуло. пододвигает стул недалеко от ремуса. ставит задом наперёд, садится и локти устраивает на спинке. всем видом лжёт, будто сейчас никто в хижине не представляет угрозы для регулуса блэка. что не опасен сам. он пытался смириться с друзьями сириуса, видит мерлин, он пытался. с ним же мириться не хочет никто. по-крайней мере добровольно. наверняка сириус настроил остальных против него. уверен, ведь на месте брата сделал бы то же. не такие уж они разные.
— ремус, — с мягкостью, с какой раскаленный нож входит в масло. теперь знает, что потребовать за молчание. это станет предательством памяти несчастного теодора клевенджера. предаст его собственные взгляды. рождённая в ревности идея. идиотская в той же степени, в какой прекрасная. но он медлит называть цену. он ещё не закончил. смахивает кудри со лба на манер сириуса. – как думаешь, кто или что виной случившемуся сегодня? тому, что я оказался на вашей закрытой вечеринке?
