Гриммджоу злится. Он - острие, что способно рассечь волосок надвое в понимании не только образном, но и буквальном: острые зубы, острые когти, острые шипы на локтях, даже маска способна оцарапать своими зазубринами. Бывший Секста Эспада опасен еще больше, чем в прошлый раз, и Ичиго не может позволить себе недооценить этого противника. Но и не радоваться ему тайком не может тоже. Джаггерджек врывается в его жизнь осколком далекого прошлого, когда жизнь была значительно проще и понятнее: кто друг, кто враг, кто препятствие на пути, а кто ты сам. В то время, конечно, ценить это было сложно, но сейчас шинигами просто рад видеть живое напоминание того, что те события действительно когда-то были и что-то оттуда остается неизменным до сих пор.
Например, непонимание в пылающей лазури глаз: почему не убил, почему снова не доводишь дело до конца? Гриммджоу не хочет умирать на самом деле, но как можно иначе, если проиграл, не знает тоже. Для него есть две принципиально противоположные величины, черное и белое, победа и поражение, жизнь и смерть.
Ичиго смотрит на него и думает, что в своем упорстве этот кретин уделает многих.
- Мне не за что тебя убивать, - просто отвечает он. Стоять ровно уже тяжело, усталость берет свое, но парень все-таки пытается держаться. Этот бой уже окончен, но Джаггерджек сидит так, словно в любую секунду рванет с новой атакой, а это значит, что давать слабину нельзя. Нельзя дать причину прыгнуть вперед и продлить поединок еще на какое-то время. На этот раз с них обоих достаточно. - Ты мне не враг, Гриммджоу...
Ты пришел на помощь, когда на нее не приходилось надеяться.
Медовые глаза продолжают смотреть на Пантеру, подмечая раны, напряжения мышц, позу, сжатые от ярости кулаки - он тоже понимает, что это конец. Признает своими словами, постепенно оседая на потрескавшуюся почву, не в силах продолжить бой. Арранкар вымотан. Ичиго - тоже. Дышит шумно и все-таки опирается на занпакто мгновением позже того, как Гриммджоу окончательно опускается на землю, по-прежнему рыча и рассыпаясь угрозами. Шинигами, конечно же, в них не сомневается ни на миг. А еще он помнит собственное обещание, данное еще в Уэко Мундо.
- Я не позволю убить себя и готов сражаться с тобой сколько захочешь, - повторяет рыжеволосый, - но сейчас довольно.
Чудом уцелевший неподалеку булыжник кажется ему удивительно привлекательным и удобным, поэтому шинигами не отказывает себе в желании на него присесть. Все тело ноет и болит, некоторые раны кровоточат, на губах - привкус и засохшая корка крови. Гривастый дурак действительно попытался выцарапать ему глаз... Интересно, насколько сильно разозлится, если узнает, что его мечту однажды уже воплотили? Сухо усмехнувшись своим мыслям, Куросаки прикрывает глаза на пару секунд, просто переводя дух.
Случайно выходит, что пауза немного затягивается, выдавая истинное состояние обоих участников поединка. Однако Ичиго поднимается, а Гриммджоу остается сидеть, яростно сверкая глазами. А потом его истинный облик рассеивается, ставя окончательную точку в их сражении. Можно было бы съязвить, надавить на горло чужой подбитой гордости еще сильнее, но Куросаки не испытывает на это никакого желания, даже не задумывается ни о чем подобном. Только выдыхает прерывисто и ковыляет к арранкару.
- Давай, - сдерживая болезненный стон стиснутыми зубами, парень протягивает к Пантере раскрытую руку, - не хватало тут еще кровью истечь...
Согласно договоренности, никто не должен спускаться в подвал, пока бой не закончится. Ичиго считает, что все завершилось не настолько ужасно, чтобы звать помощь прямо сюда, поэтому терпеливо ждет, пока Гриммджоу переварит услышанное, да надеется, что по итогу тот не отгрызет ему руку за такую наглость. Вряд ли бывший Секста сейчас способен выбраться сам - они оба это понимают, - но чертова гордость и принцип "убей или сдохни" значительно затрудняют оказание помощи.
- Не заставляй меня тратить последние силы на попытки докричаться до Урахары и остальных.
